Почти все развитые страны в мире активно поддер­живают транспорт на электротяге и вот-вот оконча­тельно откажутся от машин с ДВС. По крайней мере, именно такое впечатление склады­вается, если следить за новостями об автомо­билях последних лет. О скором запрете машин с двигателем внутреннего сгорания на правитель­ственном уровне уже объявили 14 стран. И это не только крошечный Сингапур или состоя­тельная Норвегия, но и Шри-Ланка, Словения, Бельгия, Велико­британия, Египет и даже Индия с её миллиардным населением.

Помимо целых государств планы по отказу от бензиновых и дизельных машин с обязательным переходом на электро­двигатели анонсируют города и крупные регионы — например, американский штат Калифорния. В такой обстановке переход на электро­мобили кажется неизбежным: когда одна страна за другой объявляют автомобили с ДВС врагом №1, трудно не поверить в решимость властей и готовность политиков идти до конца.

Но мы всё равно сомневаемся в реаль­ности подобного сценария и нашли 5 важных препят­ствий на пути к электро­мобильному будущему. Вот почему электромобили — не панацея.

Электромобили невозможно представить без аккуму­ляторов. Именно аккуму­ляторы накапливают в себе электри­чество, а за циклы зарядки/разрядки отвечает химическая реакция, возникающая в результате взаимо­действия нескольких химических элементов. Самые распро­странённые: литий, кобальт, марганец и неодим. Без них не собрать батарею, а значит — и электромобиль. Ну или собрать, но тогда он будет двигаться по проводам — как троллейбус.

Чтобы транспортное средство стало именно автомобилем — с возможностью удалиться от места зарядки — без аккуму­ляторов не обойтись. А значит, объёмы запасов лития, кобальта и неодима становятся пределом, за которым будущее электрокаров заканчи­вается. На какой срок челове­честву хватит этих элементов?

На этот вопрос постарался ответить руководитель департамента геологи­ческих наук в лондонском Музее есте­ственной истории Ричард Херрингтон. Учёный объединил усилия с семью исследо­вателями-геологами и решил задачу исчерпа­емости запасов в случае с одной отдельно взятой страной, Великобританией.

Дело в том, что правительство Великобритании публично пообещало отказаться от машин с двигателем внутреннего сгорания к 2050 году. Профессор Херринг­тон с коллегами подсчитали, что для этого придётся удвоить мировое производство кобальта, а также тратить на произ­водство батарей лишь для одной страны весь добываемый на планете неодим и три четверти лития.

Вдобавок для полного перехода на электро­мобили Велико­британии потребуется половина всей меди, добываемой на Земле за год. И всё это для нужд одной не самой крупной страны — где ездят лишь 31,5 млн автомобилей. Тем временем количество машин во всём мире перевалило за миллиард, а доля электро­мобилей не превышает 1%. Если же брать электрокары вместе с гибридами и прочими машинами на альтер­нативных источниках энергии (скажем, на водороде), то их распро­странённость окажется в пределах 5%, подсчитал сервис Statista.

На закрытой встрече с представителями горно­добывающих компаний и американского прави­тельства пред­ставители Tesla предупредили: изготовителям электрокаров не хватит металлов. Под угрозой скорого дефицита оказались и медь, и литий, и никель. Но хуже всего ситуация обстоит с кобальтом — редким химическим элементом, который лежит в основе конструкции аккуму­ляторов для электрических машин. Согласно подсчётам компании BMW, одному электрокару требуется в среднем 21 кг кобальта. Промышлен­ность начнёт ощущать нехватку этого металла в ближайшее время — уже в 2020-х годах, пишет Green Optimistic.

В теории человечество может изобрести новые способы добычи кобальта. Такие разработки действи­тельно существуют, но на данный момент они неоправданно дороги. То есть стоимость механизмов для добычи химиче­ского элемента оказывается выше, чем получаемая в результате выгода. И это приводит ко второму обстоятельству.

У бизнеса есть ровно одна причина выпускать электриче­ские авто­мобили — деньги. Если компании не смогут зарабатывать на производ­стве электрокаров, то концепция машин с электро­двигателем умрёт из-за нерента­бельности. И этот процесс, похоже, уже начался.

Знаменитый производитель пылесосов Dyson одним из первых признал: электро­мобили не окупаются. Компания рассчиты­вала вложить в новое направ­ление 2,7 млрд долларов; ради этого Dyson приобрела несколько стартапов и пере­ключила на разработку электро­мобиля 523 сотрудников. Компания даже успела соорудить прототип. Но в итоге закрыла проект.

«Команда Dyson разработала потрясающий электро­мобиль. Но мы просто не видим, как сделать его произ­водство коммер­чески обоснованным», — заявил исполни­тельный директор компании Джеймс Дайсон.

В 2020 году автогигант Ford Motor отменил запуск электро­пикапа под брендом Lincoln. Компания работала над новым электро­мобилем совместно со стартапом Rivian, но в итоге решила списать $500 млн инвестиций и просто забыть о несостояв­шемся электропроекте.

Если посмотреть на финансовые отчёты стартапов по произ­водству электро­мобилей, в глаза бросится общая для всех черта — колоссаль­ные убытки. Каждый квартал компании типа Nikola или того же Rivian сжигают миллионы долларов в попытке создать качественный электрокар. Результат? Постоянные переносы сроков и фактиче­ское отсутствие машин в продаже. По сути, компании проедают инвестиции, полученные от бизнес-ангелов и рядовых инвесторов, каждый раз обещая результат и перенося дату его достижения.

Согласно исследованию международной компании Deloitte, которая занимается консультиро­ванием крупного бизнеса, многие стартапы по выпуску электро­мобилей и комплектующих к ним не выживут из-за крайне высокой стоимости оборудо­вания и производства.

Если же посмотреть на гигантов типа GM, Mercedes-Benz или Fiat Chrysler, то и тут не всё оказы­вается гладко. Такие производители покрывают убыточ­ность своих электро­проектов доходами от продаж обычных машин с ДВС. Но если мир действи­тельно целиком перейдёт на электротягу и откажется от бензина и дизеля, прибыль от автомобилей с ДВС тоже исчезнет. И автоконцерны останутся с убыточными проектами, которые тянут бизнес на дно.

В современном мире разработка и производство электро­мобилей требует колоссальных затрат. Отбить эти затраты можно только в том случае, если продавать машины по сверх­высоким ценам — но тогда их мало кто купит. И тут в дело вступают финансовые меры стимулиро­вания от государств и муници­палитетов.

В начале 2010-х власти по всему миру ввели всевозмож­ные меры поддержки электро­мобилей, чтобы искусственно стимули­ровать спрос на такие машины и переход компаний к выпуску электрокаров. Китай напрямую платил автопроиз­водителям за выпуск электрокаров и за счёт бюджета устанав­ливал электро­заправочные станции. Германия финансиро­вала исследо­вания, направ­ленные на совершен­ствование электрических машин.

Ещё больше финансовой помощи за счёт налого­платель­щиков получили автомо­билисты, которые решили купить электро­мобиль. Более сотни стран освободили такие машины от налогов. Десятки городов сделали парковку для электро­мобилей бесплатной. В Норвегии электрокарам разрешили ездить по выделенным полосам наравне с пассажир­скими автобусами. В Швейцарии электро­мобили освободили от ввозной пошлины. В Ирландии таким машинам позволили бесплатно пере­двигаться по платным дорогам.

А самый популярный метод — прямые субсидии на покупку электрокара. То есть людям буквально доплачи­вали за то, что они приобретают электрический автомобиль. Эта мера появилась почти во всех странах Евросоюза, США, Индии и Южной Корее. Размер такой субсидии доходит до €9–10 тысяч.

Параллельно власти воздействовали на частный бизнес. Во многих странах компании получили освобож­дение от налогов за то, что занялись развитием электро­заправочной сети. Ещё один способ обнулить налоги — перевести весь корпоративный автопарк на электричество. К примеру, в 2013 году в Роттердаме бизнес получал по €2500 из бюджета за продажу каждого автомобиля с ДВС и покупку вместо него электрокара.

Почему в прошедшем времени? Потому, что сейчас государ­ства одно за другим отказы­ваются от подобного стимулиро­вания. Индия отменила субсидии для водителей — и продажи электро­мобилей тут же обвалились. В США размер скидки умень­шается пропорци­онально наращи­ванию числа электрокаров. То есть чем активнее американцы покупают электро­мобили, тем скромнее оказы­вается дисконт на новые экзем­пляры. А после того, как потребители выберут квоту, программа стимулиро­вания завер­шится — и электро­мобили вступят в настоящую рыночную схватку с бензино­выми машинами. Tesla уже включает это в перечень рисков, которые могут негативно повлиять на выручку компании.

Представить ситуацию, когда у электро­мобилей нет налоговых и других финансовых льгот, можно, если перенестись в конец девяностых. Тогда два ведущих японских автоконцерна, Honda и Toyota, представили свои электриче­ские модели: EV Plus и RAV4 EV. О льготах для электро­мобилей речи в то время не шло. Тираж первой не дотянул до полутора тысяч, количество Honda EV Plus и вовсе остановилось на отметке около 300. Теперь Toyota не делает электро­мобили, ограничиваясь гибридами. А Honda потребо­валось столько денег на повторный запуск электро­мобильных исследований, что ради этого компания даже решила закрыть программу в Формуле-1 и вложить оставшиеся деньги в новое для себя направление.

Отсутствие господдержки приводит не только к мизерным продажам электро­мобилей, но и к росту безработицы. После того, как в 2012 году Индия завершила программу субсидиро­вания электрокаров, работы лишились 10 000 человек. Они были трудо­устроены в электро­мобильной отрасли в разных качествах: и напрямую в компаниях-произво­дителях типа Ultra Motors или BSA Motors, или в компаниях-подрядчиках, наподобие Luminous Power Technologies. Такие компании поставляют компоненты для электро­мобилей, а потому сильно зависят от спроса на машины. Нет, сам бизнес Luminous устоял — но завершение госсубсидий привело к масштабному сокращению штата.

СМИ любят писать о мерах господдержки в отношении электрокаров. О противо­положных шагах пишут реже — но это не значит, что все страны в едином порыве поддер­живают электри­фикацию. Существуют государ­ства, для которых подобный переход невыгоден экономически. И в последнее время такие страны всё активнее говорят об этом вслух. И начинают осторожно ограни­чивать взлёт электрокаров.

Самый близкий пример — Россия. Как экспортёру нефти и газа, стране невыгоден массовый отказ от бензина. В качестве экологичной альтер­нативы дизелям и бензину государ­ственная корпорация «Газпром» начала продвигать природный газ — метан. Причём во избежание негативных ассоциаций компания прицельно не называет его метаном: вместо этого маркетологи придумали бренд EcoGas.

Преимущества у метана действительно есть: например, автомобили на природном газе дешевле содержать за счёт низкой стоимости топлива. И в плане выбросов вредных веществ метан оказывается безопаснее бензина. Если «Газпром» сумеет сделать природный газ востребо­ванным, то госкомпания — а вместе с ней и российский бюджет — получат прямую финансовую выгоду.

Очевидный шаг, который может сделать правитель­ство следом, — ввести те самые налоговые льготы. Но не для электрокаров, а для машин на газе. В сочетании с возможной отменой преференций для электрокаров такой шаг способен остановить электри­фикацию транспорта в одной отдельно взятой стране. В России.

Остальным экспортёрам нефти и газа тоже пора насторожиться. Пока Саудовская Аравия анонсирует переход королев­ства на электро­мобили и не видит связи между глобальным спросом на нефть и отмиранием машин с ДВС, в Между­народном энергети­ческом агентстве (МЭА) думают по-другому. Эта интер­националь­ная организация насчитывает 29 стран-участниц. Эксперты МЭА сделали вывод: масштабная электри­фикация легкового транспорта спровоцирует снижение спроса на нефть на 3,3 барреля в сутки. В МЭА сделали прогноз с учётом ожидаемого удвоения числа машин на планете к 2040 году. По расчётам агентства, через 20 лет на Земле будут ездить 2 млрд транспортных средств. И суще­ственной части этих машин не потребуется нефть.

Даже Соединённые Штаты, где расцвели десятки стартапов с электро­мобилями, потихоньку ограни­чивают распро­странение электро­транспорта. К примеру, штат Индиана ввёл дополнительный сбор в $150 в год с владельцев электрических машин. Причина — такие водители не тратят деньги на заправках и тем самым уменьшают налого­облагаемую базу штата. Прави­тельство решило компен­сировать падающие доходы за счёт водителей электрокаров. По расчётам местных властей, эта мера способна принести в бюджет до $2 млн ежегодно.

Дополнительные сборы с владельцев электро­мобилей действуют и в других штатах: например, в Мичигане, Минне­соте и Арканзасе. Вопрос постепенно приобретает значи­мость на уровне целой страны. Пять лет назад дискуссию о том, стоит ли финан­сировать распро­странение электрокаров из бюджета, невозможно было представить: ответ априори был положи­тельным. Но сейчас обсуждение началось — и в будущем оно может стать важным политическим моментом. Американским водителям машин с ДВС надоело, что за ремонт дорог платят только они; сформиро­вавшийся политический запрос стимули­рует власти не просто урезать субсидии электрокарам, но и повышать стоимость содер­жания электри­ческого автомобиля в целом.

Существует и большой внешне­политиче­ский фактор для США и других стран Запада. Место­рождения 95% мировых запасов редко­земельных металлов, которые необходимы для работы электро­мобилей, сосредото­чены в коммуни­стическом Китае. Торговая война между США и КНР в сочетании с растущим противо­действием континен­таль­ному Китаю со стороны стран Юго-Восточной Азии и отдельных государств Европы привносит геополити­ческий риск. Что, если Коммуни­стическая партия Китая (КПК) запретит экспорт редко­земельных металлов в США? А если не только в США, но и в другие страны? В таком случае производство электрокаров где бы то ни было за пределами КНР встанет.

А если эмбарго наложат сами Соединённые Штаты? В русле той напряжён­ности, что существует между двумя сверх­державами, президент Америки может рано или поздно захотеть наказать КНР, перекрыв им рынок сбыта. Так уже произошло со смарт­фонами ZTE и некоторыми другими хайтек-товарами из Китая. Дальнейшая эскалация способна поставить крест на электрокарах элементарным отсутствием сырья.

Наконец, 60% всего мирового кобальта — ещё одного критически важного вещества для аккуму­ляторов электро­мобилей — добывается в шахтах Демократи­ческой Республики Конго. С использо­ванием детского труда, зачастую подневольного. То есть в XXI веке ключевой компонент для электро­мобилей добывают дети-рабы в Африке.

По состоянию на 2020 год, правительства западных стран и все­возможные право­защитники закрывают на это глаза — несмотря на расследо­вания The Guardian, Financial Times и других изданий. Политиче­ский лидер, который возглавит борьбу против эксплуатации детей в ДР Конго, может рассчиты­вать на симпатии и голоса избирателей развитых стран. А вместе с этим — на реальную борьбу с детским трудом, возможные санкции в отношении африканских рабо­владельцев и остановку поставок. Так политика может повлиять на распро­странение электромобилей.

Согласно исследованию BloombergNEF, повсеместное распро­странение электро­мобилей приведёт к росту электро­потребления по всему миру на 6,8% уже к 2040 году. Судя по другим исследо­ваниям, в BloombergNEF дали консер­вативный прогноз, который подразуме­вает не слишком быстрый переход на электротягу. Уже знакомый нам профессор Херрингтон из лондонского Музея есте­ственной истории посчитал, что электри­фикация всех легковых машин в Велико­британии к 2050 году повысит электро­потребление в стране на 20%.

И эта цифра учитывает только нужды конечного владельца электрокара. Между тем, допол­нитель­ное электри­чество потребуется и для добычи редко­земельных металлов, необходимых для батарей электрокаров. По предвари­тельным оценкам, для извлечения неодима, кобальта и прочих элементов для аккуму­ляторов необходимо 22,5 тераватт-часа. А затем электро­энергия потребуется для произ­водства всё большего числа аккумуляторов.

Аналитики Thomson Reuters Джон Бернстен и Фрэнк Милам построили математи­ческую модель того, как изменится электро­потребление в случае полного перехода к производству электро­мобилей к 2040 году. Оказалось, что миру потребуется 1350 допол­нитель­ных тераватт-часов для зарядки электрокаров к 2040 году. И это лишь промежуточная ступень, так как отказ от продажи новых машин с ДВС не означает, что люди одно­моментно прекратят их использовать.

Если провести подсчёты на длинном цикле, то окажется, что к моменту оконча­тельного вывода из эксплуатации состарив­шихся бензиновых и дизельных автомо­билей — примерно к 2050 году — потреб­ление электри­чества со стороны электрокаров достигнет 3000 тераватт-часов. Примерно столько сейчас тратит весь Евросоюз — и не только на электриче­ские авто­мобили, а вообще на всё, что питается электри­чеством.

Всё это вместе потребует масштабного строитель­ства новых электро­станций: суще­ствующих мощностей точно не хватит. А рост спроса, согласно базовым законам экономики, приводит к росту цен. Останутся ли электрокары столь же выгодными в использо­вании, как сейчас, если тарифы на электро­энергию заметно вырастут? 

Примерно 38% всего электричества в мире получают с помощью сжигания угля. Добыча угля — один из наиболее грязных процессов человеческой жизне­деятель­ности. Ради добычи угля массово вырубают леса, а в процессе добычи выделяются токсины, которые отравляют шахтёров и окрестных жителей.

На электростанциях уголь сжигают — в результате этого процесса в атмосферу попадают диоксид серы и оксиды азота, ответ­ственные за кислотные дожди. Выбросы угольных электростанций также включают летучую золу, мышьяк, ртуть и даже радио­активный торий с ураном. До тех пор пока электри­чество для электро­мобилей поступает от угольных электро­станций, электрокары будут лишь увели­чивать отравление природы — за счёт стимуляции углесжигания.

Не лучше обстоят дела и с другими источниками энергии для электро­станций. Атомные станции создают отработав­шее ядерное топливо, которое способно отравлять экологию и убивать всё живое на протяжении десятков тысяч лет после использо­вания. Согласно большому исследованию Greenpeace, суще­ствующие способы захоро­нения таких отходов не гарантируют надёжную изоляцию, и все проанали­зированные захоронения имеют утечки.

Ветряки убивают сотни тысяч птиц ежегодно: только в США ветро­генераторы разрубают от 140 000 до 328 000 птиц в год. Солнечные панели поджигают птиц (по 6 тысяч птиц в год с одной только солнечной фермы в Калифорнии, до 60 000 во всём штате) и убивают черепах, но главное — наносят непоправимый ущерб экосистемам, где добываются элементы, необходимые для конструиро­вания фотоэлектри­ческих батарей.

Добыча кадмия, теллура, галлия, германия, индия, селена и, конечно, кремния, без которого не обходится ни одна солнечная панель, провоцирует токсическое загрязнение почвы, воздуха и воды в наиболее уязвимых природных зонах: значительную часть этих материалов получают в районах Азии, Африки и Южной Америки с хрупкой экосистемой. Разведка и выработка соответ­ствующих месторождений разрушают флору и фауну эндемичных районов. Результатом становятся не только отравленные реки, но и исчезновение целых популяций.

Даже если не брать в расчёт способ получения электроэнергии, много вопросов возникает к самим аккуму­ляторам — будь то никель-кадмиевые или литий-ионные батареи. Всё та же добыча кадмия и лития не только убивает животных, которым не повезло оказаться поблизости, но и загрязняет подземные воды, а также приводит к опустыниванию.

Яркий пример — Атакама в Чили. Площадь этой пустыни растёт, а оазисы исчезают из-за добычи лития. При извлечении этого вещества компании выкачи­вают гигалитры воды, что иссушает почву и лишает местных животных пищи. Отраслевой портал LithiumMine утверждает, что на добычу лития в Атакаме уходит две трети всей местной пресной воды. По аналогичному сценарию разви­вается ситуация в Боливии, Тибете, Австралии и других регионах, добывающих литий. А люди, непосред­ственно занятые этим промыслом, подвер­жены развитию отёка лёгких и плеврита из-за вдыхания литиевой пыли и щелочных соединений лития.

Электромобили — ключевая причина этих процессов. За десять лет, с 2008 по 2018 год, мировая добыча лития увели­чилась в восемь раз; тенденцию спровоци­ровал бум электро­мобилей. К такому выводу пришли учёные Дату Буйунг Агусдината, Вэньцзюань Лю, Хейли Икин и Хьюго Ромеро в научной статье, которую опубликовал издательский дом IOP Publishing.

Существует и сугубо обыватель­ский подход, пред­лагающий не обращать внимания на абсолютные значения урона для экологии. Сторон­ники такой трактовки хотят сосредо­точиться на том, что при использо­вании электро­мобилей источник загрязнения окружающей среды пере­носится из городов куда-то ещё. И даже если это «куда-то ещё» означает саванну, нетронутую сибирскую тайгу или пампасы Южной Америки, преимущества от чистого воздуха в городах остаются на месте.

В общественном дискурсе западных стран доминирует довольно специфическое сужение темы загрязнения природы. Подписанный множеством стран Парижский протокол приравни­вает самые разные способы загрязнения экологии к измеримому показателю уровня двуокиси углерода — CO₂. Это соединение известно как углекислый газ, и его считают ключевым виновником парникового эффекта.

И хотя сама двуокись углерода не является токсичной и не отравляет живую природу — в отличие от кадмия, ртути, сажи и других последствий работы электро­станций — большинство научных работ изучают именно углекислый газ как источник загрязнения атмосферы.

Но даже при таком подходе электрокары оказываются грязнее машин с ДВС. К такому выводу пришли авторы исследования немецкого научного журнала Ifo Schnelldienst, который выпускает Институт экономических исследо­ваний (IFO) при Мюнхенском универ­ситете. В своей работе учёные сравнили углеродный след — то есть совокупный объём попавшего в атмосферу углекислого газа — от бензинового Mercedes-Benz и электрической Tesla.

По причине больших выбросов CO₂ при производстве аккуму­ляторов и добыче лития, марганца и кобальта углеродный след Tesla составил 156–181 грамм на километр пути. Углеродный след бензино­вого Mercedes-Benz оказался равен 112 граммам на пройденный километр.

Выводы исследователей из IFO поддержали практики из Polestar, суббренда Volvo. Шведский автопроиз­водитель сравнил углеродный след от электрического Polestar 2 и бензинового Volvo XC40. Оказалось, что производство кроссовера с ДВС провоцирует выброс 14 тонн CO₂e (парниковых газов), а производство электрокара Polestar 2 с учётом аккумулятора обходится атмосфере в 24 тонны CO₂e.

Уравнять показатели этих машин можно только после 50 000 км пробега, но даже тогда модели сравняются только по выбросам двуокиси углерода. Соединения ванадия, ангидриды, мышьяк и остальные вещества, которые выбрасывают электро­станции, необходимые для регулярной зарядки электрокара, оставлены здесь за скобками, в то время как порции углекислого газа от каждо­дневной эксплуатации машины с ДВС бережно учтены.

И если на нашей памяти десятки стран сначала стимули­ровали исполь­зование дизельных двигателей, а затем резко повер­нулись к ним спиной, то что помешает аналогичному сценарию с электрокарами?

В начале двухтысячных репутация дизелей была столь же безупречна, как сейчас у электро­мобилей: дизели считались чище и экономичнее бензиновых аналогов. Закончилось всё развен­чанием дизельного мифа и планируемым запретом таких двигателей в множестве стран. Электро­мобили, вы следующие.

Статья взята со страницы автомобильного сайта Авто.ру

https://mag.auto.ru/article/whynotonlyelectro/